Первого февраля в Хасавюрте прошёл многотысячный митинг мусульман. Собравшиеся были возмущены тем, что накануне сотрудники полиции закрыли мечеть в посёлке «Северный» города Хасавюрта, заварив металлическую дверь и запретив верующим совершать там молитвы. Свои действия представители правоохранительных органов объяснили отсутствием соответствующих документов на здание.

Многотысячная толпа верующих направилась к администрации города. Делегаты от митингующих, имея на руках необходимые документы на здание мечети, смогли встретиться и обсудить сложившуюся ситуацию с представителями местной власти. Спустя несколько часов переговоров им вернули ключи от мечети.

Надо отметить, что история с хасавюртовской мечетью является не единичной, а вписывается в тенденцию последнего времени по закрытию мечетей в Дагестане. За несколько дней до этого сотрудниками полиции была закрыта мечеть в посёлке Шамхал, а в ноябре прошлого года махачкалинская мечеть по улице Котрова при поддержке сотрудников полиции сначала была аннексирована представителями ДУМД, а потом оставлена ими, после чего на двери мечети повесили замок, а само здание охраняется полицией. Примечательно, что попытки разобраться в том, от кого исходят такие указания по мечетям, не имеют успеха: представители ДУМД ссылаются на полицию, полиция утверждает, что не имеет к этому никакого отношения, и советует обращаться за разъяснениями в администрацию главы республики, там, в свою очередь, пожимают плечами. Сотрудники ФСБ заявляют, что сами не заинтересованы в том, чтобы ситуация в республике искусственно накалялась. Но в итоге закрытые мечети продолжают оставаться закрытыми и охраняются полицией, а география таких случаев расширяется.

 

А в это время…

 

В этот же день, 1 февраля, глава республики Рамазан Абдулатипов выступал с ежегодным посланием к Народному собранию Дагестана. В числе прочего глава Дагестана призвал вывешивать на видном месте фамилии террористов и их родственников. Обращаясь к парламенту, он сказал, что необходимо взять на учёт также друзей тех, кто воюет на стороне террористов. По словам Абдулатипова, «никто не имеет права оставаться в стороне, когда речь идёт об угрозе безопасности государства».

В связи с частыми и многочисленными нарушениями прав верующих с закрытием мечетей, массовыми и незаконными постановками на учёт мусульман, с изъятием у них отпечатков пальцев и образцов ДНК и вручением порядковых номеров по графе «ваххабизм» с вытекающими отсюда последствиями в виде ограничений в передвижении по республике и стране, запретом исламской литературы и т. д. давать правовую оценку предложениям главы республики будет признаком дурного тона. Чиновник такого высокого уровня и сам должен знать о таких основополагающих принципах российского законодательства, как «презумпция невиновности» и отсутствие коллективной ответственности за совершённые преступления и правонарушения. Можно лишь постараться сделать невозможное и найти хоть какую-то логику там, где её нет.

Когда предлагают брать на учёт друзей террористов, почему-то остаются без особого контроля друзья друзей и друзья друзей друзей. Они ведь тоже могут носить в себе заразу терроризма и угрожать безопасности государства. А если брать во внимание теорию шести рукопожатий, согласно которой каждый человек опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек, то можно утверждать, что каждый ушедший в лес так и или иначе знаком с представителями дагестанской власти. Понимаете, о чём речь?

И почему предлагается вывешивать на видном месте фамилии только лишь террористов и их родственников? Почему должны оставаться без внимания воспитательницы и заведующие детских садов, учителя и директора школ? Это ведь и они не доглядели – в течение десяти и более лет не смогли дать ребёнку правильное направление в развитии, в результате чего из него вырос террорист. А главы районов и мэры? А глава республики? А, не побоюсь этого слова, президент? Это ведь под их руководством на вверенных им территориях буйным цветом зацвёл терроризм и в лес стали уходить не один и не два, а тысячи людей. Они не должны нести ответственность за происходящее?

И вот ещё вопрос на засыпку: несколько лет назад в Дагестане рассматривалось уголовное дело, согласно которому подсудимый на «лесной волне» ночью впустил в дом своих соратников, которые застрелили его родного отца – работника полиции. Как в таком случае должно исполняться пожелание Рамазана Абдулатипова: нужно ли вывешивать на видном месте с именем осуждённого сына и имя убитого отца? Или всё-таки надо оставаться в рамках закона, учитывая принцип «презумпции невиновности» и оставить коллективную ответственность временам средневековья?

 

«Работа такая»

 

«…Мне тоже сейчас надо намаз сделать, но у меня приказ стоять здесь» – слова одного из полицейских, выполняющего заведомо незаконный приказ по блокированию хасавюртовской мечети в посёлке «Северный».

В середине прошлого века известный психолог из Йельского университета Стэнли Милгрэм попытался прояснить вопрос, как немецкие граждане в годы нацистского господства могли участвовать в уничтожении миллионов невинных людей в концентрационных лагерях.

В своём эксперименте Милгрэм пытался выяснить, сколько страданий готовы причинить обыкновенные люди другим, совершенно невинным людям, если подобное причинение боли входит в их рабочие обязанности? В нём была продемонстрирована неспособность испытуемых открыто противостоять «начальнику» (в данном случае исследователю, одетому в лабораторный халат), который приказывал им выполнять задание, несмотря на сильные страдания, причиняемые другому участнику эксперимента (в реальности подсадному актёру).

Участникам этот эксперимент был представлен как исследование влияния боли на память. В опыте участвовали экспериментатор, испытуемый и актёр, игравший роль другого испытуемого. Заявлялось, что один из участников («ученик») должен заучивать пары слов из длинного списка, пока не запомнит каждую пару, а другой («учитель») – проверять память первого и наказывать его за каждую ошибку всё более сильным электрическим разрядом.

«Ученика» демонстративно привязывали к креслу с электродами. «Учитель» уходил в другую комнату и садился за стол перед прибором-генератором с переключателями от 15 до 450 В, который производил серьёзное впечатление реального, не давая повода сомневаться в подлинности эксперимента.

После инструктажа начинался эксперимент, и «учитель» зачитывал «ученику» список ассоциативных пар слов, которые «ученик» должен был запомнить. Затем «учитель» зачитывал первое слово из пары и четыре варианта ответа. «Ученик» должен был выбрать правильный вариант, нажав соответствующую ему одну из четырёх кнопок. В случае ошибки «учитель» нажимал на кнопку, якобы наказывающую «ученика» ударом тока, и затем сообщал правильный ответ. Начав с 15 В, «учитель» с каждой новой ошибкой должен был увеличивать напряжение в 15 В вплоть до 450 В. Актёр, игравший «ученика», только делал вид, что получает удары током.

Если испытуемый проявлял колебания, то экспериментатор требовал продолжения, говоря, например: «абсолютно необходимо, чтобы вы продолжили» или «у вас нет другого выбора, вы должны продолжать». Если испытуемый обращал внимание на то, что «ученик» отказывается продолжать, экспериментатор отвечал: «Нравится ученику это или нет, вы должны продолжать, пока он не выучит правильно все пары слов». Если «учитель» отказывался продолжать эксперимент после нескольких предложений продолжить, эксперимент прерывался.

Результаты этого эксперимента, который проводился неоднократно в разные времена и в разных странах, показали то, что около 65% испытуемых доводили эксперимент до самого конца, притом, что «ученик» начинал отчётливо для «учителя» стучать в стену, требовать прекратить эксперимент и выпустить его, жаловаться на сердце, орать, чтобы эксперимент прекратили, отказываясь дальше участвовать в эксперименте, продолжая истошно кричать при назначении удара, а начиная с 345 вольт «ученик» переставал кричать и подавать признаки жизни. Они доводили эксперимент до самого конца, притом, что сами не хотели выполнять задание и мучились, видя страдания своей жертвы. Испытуемые умоляли экспериментатора позволить им остановиться, а когда тот им этого не разрешал, то продолжали задавать вопросы и нажимать на кнопки. Они покрывались испариной, дрожали, бормотали слова протеста, хватались за голову, а некоторые начинали нервно смеяться.

Нужно учесть, что испытуемые не имели нарушенную психику, они не были по своей натуре садистами и на результаты эксперимента никак не влияли пол, возраст, социальное положение испытуемых, уровень образования. Они были среднестатистическими гражданами или, как сказал Милгрэм, «они и есть мы с вами».

По его мнению, это исследование показало чрезвычайно сильно выраженную готовность нормальных взрослых людей идти неизвестно как далеко, следуя указаниям авторитета. Повиновение авторитету начальника, должностей, званий, погон.

Примечательно то, что основной линией защиты нацистских преступников на Нюрнбергском процессе было то, что они говорили: «Мы лишь выполняли приказ».

 

Крик без эха

 

Казалось бы, митинг, собравший около пяти тысяч человек в городе с населением чуть более ста тысяч человек, должен был привлечь внимание центральных СМИ. Первое упоминание о нём на одном из главных оппозиционных ресурсов – радио «Эхо Москвы» – появилось поздно вечером, когда всё уже было завершено.

Но не стоит винить «Эхо» в избирательности в подаче новостей. Они говорят о том, о чём считают нужным, в чём видят краткосрочную и долгосрочную выгоду для себя. Если мусульманский контингент российского общества желает быть услышанным, он должен создавать свои средства массовой информации. Их не видят. Их не слышат. О них не говорят. Значит, нет и проблем.

P. S. Выражаю благодарность тем мусульманам, которые вели репортажи с мест событий через свои страницы в соцсетях и показывали живую картинку через приложение «Перископ», чтобы быть услышанными.

 

Умар Гаджиалиев [islamcivil.ru]

 

Появились вопросы?

Задайте ваш вопрос и получите ответ в нашей Telegram - группе

Задать вопрос